Про поэзию без слов: изо-фото репортаж

Настоящую поэзию надо слушать, читать. Зачем о ней говорить и писать? А НЕнастоящую и не стоит называть поэзией! Можно ли их отличить? Впрочем, такая задача не стоит перед организаторами этого очень культурного события. Ибо им приходится выбирать не между «лучшим» и «худшим», а как в старые добрые времена – между «лучшим» и… ещё «лучшим». Если вообще можно говорить о каком-то спорте в поэзии.

Эту непростую задачу решают зрители с помощью демократичного голосования. А победитель вечера имеет возможность материализовать свой талант и духовные порывы во вполне земную форму денежного приза – уникальная возможность соединить духовное и материальное!

Вот небольшой изо-фото репортаж предыдущего «Слэма» в изображениях худо-фотографа Олега Беседина и в стихах участников поэтического вечера.

* * * * *
Сегодня в кафе «Харатс» будут уже новые победители «Слэм’а», новые лица и новые стихи. Прекрасное самодеятельное начинание увлечённых людей и радостное доказательство того, что в Иркутске ещё не все забыли великий русский литературный язык и добрые традиции. И, возможно, к нам вернутся национальные культурные ценности и достоинство. А заодно и красивые понятные русские названия нашим делам и помыслам.


* * * * *
Вот что сказал о прошлом вечере организатор и ведущий, поэт Игорь Дронов: «…зал был полон. 14 участников… Жюри, состоящее из двух студентов, молодой мамы, редактора и предпринимателя, строгое, но справедливое… Первое место – Екатерина Смолева. Второе место – Анна Асеева. Третье место – Александр Филатов. Оставшиеся трое набрали одинаковые суммы баллов: Ника Песчинская, Петрович, Наталья Подсосонная. Спасибо пабу «Harat’s», приютившему нас. Отныне каждый последний четверг месяца в 20-00 в помещении паба на улице Октябрьской революции, 1 вас всегда ждут».

Игорь Дронов


Олег Кузминский

Тут и Петрович – читает свои творения
Екатерина Смолева

Секвестр

Я могла бы стать великой актрисой.
До тридцатника мечтать о Джульетте,
До полтинника играть Буратино
И уйти со цены (лет в девяносто)
В амплуа комической старухи.

Я могла бы стать смешливой блондинкой.
Но там надо уметь казаться дурой,
Что на практике намного сложнее,
Чем казаться умной.

Я могла бы стать песчинкой и каплей,
Но, пожалуй, уже слишком банально,
И к тому же мне не хватит гордыни.

Я могла бы стать горящим глаголом,
Но про это уже все написали.
Я стану буквой.
Этой:
Ъ.

Сентябрь 2009

Последняя

1.
Забудь меня. Вычеркни.
Выжги каленым
Железом.
Ты слышишь, запахло паленым?
Полезно,
как опыт любой, – пережили –
И дальше, как пишем, легко, без нажима,
Всю жизнь…
За улыбку – спасибо, не стоит.

Скажи: ты действительно будешь спокоен?
И эта боязнь докопаться до сути
В душевном растворе не выпадет мутью?..
Зверушка?.. Быть может.
Подружка. Игрушка.

Но слова, однажды сказав, не нарушу.
Составлю по капле из букв полустертых,
И если запомнюсь – то вряд ли четвертой.
Да, я, априори познавшая меньше,
Запомнюсь – забудешь
и девок, и женщин.
Поэтому лучше уйди, не рискуя.
Бесспорно, декабрь прогонит тоску и
Как снегом укроет, закроет страницу…
Ты спишь?.. Доброй ночи.
А мне вот – не спится.

2.

Секунду, я смиряю в пальцах дрожь.
Мы выбрали и больше неподсудны,
И все за нас решающий рассудок
Постановил, что люди разных судеб
Не вправе тратить времени на ложь.
И все сошлось, сложи иль перемножь.

Но ночью ты останешься один,
И volens nolens дав сомненьям волю,
Поймешь, что навсегда, а не доколе,
Что я была твоей последней болью
И дальше – только вечный мир седин…
Но поздно говорить «Не уходи».

2003-2005

Памяти Полины

Бог − он ведь тоже эрраре эст,
Хватит корить горшками.
Вот тебе, девочка, Юрьев крест,
Смерть и рожденье в один присест,
Что ж тебе более − палимпсест,
Супчика с потрошками?

Плач не ко времени: се ля жизнь,
Память? Да камнем в воду.
Вышел младенец некрепко сшит,
Ставь на рестарт и помин души,
В общем, ступай-ка да не греши --
Брак возвращен заводу.

Радуйся, дево: в твой судьбе Ангелу дали место!..
Только не греют ни жар, ни хмель.

Дома − молчание. Карамель.
Да разоренная колыбель.
Да пустота под сердцем.

Сентябрь 2010

В трамвае

В нелепый хвостик туго стянутые прядочки,
Колготки ветхие не греют тонких ног.
Старушка тронулась умом в трамвае давеча,
В стекло стучала и скулила, как щенок.

Народ смущенно поправлял очки и волосы,
И кто-то сдавленно хихикал в телефон.
А бабка песню затянула грубым голосом
Про уходящий в ночь десантный батальон.

И что там видела она в окне засиженном,
Кому там давнему она кивала вслед?..
И контролер махнул рукой, вздохнув обиженно,
И у нее раздумал спрашивать билет.

А бабка снова оглядела всех внимательно,
Вдруг подбоченилась и топнула ногой,
Заразу-сватью послала к такой-то матери
И гордой поступью покинула вагон.

Она тихонечко брела по Волжской улице,
Котомка тощая болталась на спине.
И я все думала о том, что с нами сбудется.
И неуютно было в этой тишине.

Июль 2007

Моему отцу

От ювенильных бед до Ювенала
Я как-то незаметно доросла.
Я многого тогда не понимала,
Но начала, конечно же, с осла.

На описанья времени жалея,
Места «про это» знать наперечет −
В те дни мы все читали Апулея,
А Цицерона − только на зачет…

Я отрицала всяческое сходство,
Но, пьяненький и шумный, mon papa
Листал лишь альманах по садоводству,
А Блока для чего-то покупал.

Цитировал про юбку и Клариссу,
С ногой куриной сидя у стола…
Когда бы знать, каких еще сюрпризов
История до нас не донесла,

Но, грезя о пленительной истоме,
В перчатки левой веря волшебство,
Ахматовой тяжелый черный томик
Я забрала однажды у него.

С тех пор не лет − десяток жизней прожит.
Я научилась путать словеса,
Фамилии менять змеиной кожей,
Рожать детей и вовсе не писать,

И вот − сама сродни превед-медведу,
К родным пенатам, ларам, образам
Я к папе на ноябрьские еду −
Обнять, вздохнуть и внучку показать.

Он пьян и нынче, злой, смешной и слабый.
Но пару дней я как-нибудь стерплю.
Он скажет: «Катька! Умная ты баба…»
А я услышу: «Я тебя − люблю».

Октябрь 2010

Ключи от Царства

Господи, помнишь: мы же с Тобой на ты.
Помнишь, я забегала на пару слов?..
Резались бутерброды, томился плов.
Ты говорил: «Катюха, полей цветы».

Я выливала в фикусы чай спитой:
Это полезно, папа меня учил.
Ты говорил: «Катюха, не будь святой».
Ты говорил: «Да нафиг тебе ключи?

Я буду дома, стукнись, открою сам».
Я улыбалась, зная, что ты не врешь.
Милые немудрящие чудеса:
Мальчики, песенки, бусинки, джинсы-клеш…

Мне тридцать шесть, и ты поменял пароль.
Доступ под запись к сервису госуслуг.
Пломба с печатью. Фикус засох в углу.
Я для проформы трогаю дверь. Открой?..

Пальцы в пыли забавный рисуют след.
Трубка икнет: «Спасибо за Ваш звонок.
Вы позвонили в офис… Нажмите ноль,
Если вы выбираете: рыба… хлеб…

Камни…» И станет горько до немоты.
В легкие – воздуха. Или в чертогах – грех?
– Господи!.. Вы-хо-ди!.. Я в твоем дворе!..
Господи, вспомни. Мы же с Тобой – на ты…

Январь 2013
Александр Филатов
А. Филатов, Е. Смолева и Н. Подсосонная
НЕВЫЧИСЛИМОЕ СЕРДЦЕ

Мир закатало в закаты – в беспредельную осень,
Проливной звездопад, по небу камни разбросив,
Отбивает тик-так и отбирает желанья…
Всё предсказуемо так, что ждут лишь воспоминанья…

Как осеню зимой сени, пролечу весной Лету,
Цепь смертей-воскресений станет вечным приветом.
Понедельников-жизней не дождаться у дверцы…
Ну, где же главный мой приз – невычислимое сердце?

Продолжу рыться в судьбе, кому там должен чего там,
Если должен себе, спасусь взаимозачётом.
Завтра стану другим, чтоб не ушла ты к другому…
Но исполняется гимн, и отъезжают вагоны…

2D-реальная жизнь – лишь Дураки да Дороги,
Часовой механизм всех уравняет в итоге…
Но то ли Тайный Казах при всех сломал калькулятор,
То ли в чьих-то глазах вдруг разорвался экватор…

Не знаю, всё так и есть или всё-таки нет.
Лечу в безумную взвесь, живые делая петли,
Дымом, Джинном, Драконом – вверх, в 3D декораций,
Я прошёл Рубикон и не хочу просыпаться.

Сжавши кнопку «Поверь» дистанционного пульта,
Мчусь я мимо потерь, предначертаний и пуль,
Которых тысячи, но на вкус и вес не измерить…
Раз всё выходит само, то остаётся поверить…

АБСОЛЮТНОЕ ЛЕТО

Всё вышло само... из-под контроля,
Нашли все вопросы чужие ответы,
Сменив горизонты на вольную волю,
Открылся портал в абсолютное лето,

Где солнышко даже в затменье не гаснет,
Где страсть от земли и до звёзд, и обратно,
Где вечный огонь по мирам, в коих нас нет,
Горит безупречно, горит безвозвратно…

Хотелось по полной, и вот амплитуда,
С лихвой возместив все нелётные годы,
Жмёт кнопку «Power», что мы тоже оттуда,
Где искренни сны и безоблачны броды!

Но кнопка запала, запал канул в Лету,
Часы бьют отбой, сколько мы их ни просим.
Любое насквозь абсолютное лето
Уходит в насквозь беспредельную осень.

Не сбудет желанья упавшее солнце,
Не будет сейчастья подмятым вчерами,
Но греемся мы слабым светом в оконце –
Искрой абсолютного лета в кармане.

А что остается ещё? – Делать сальто,
Упав, несмотря ни что, подниматься,
Глядеть ослепительным цельным гештальтом,
Стать больше себя самого и прорваться

За знаки судьбы, через памяти свёрла,
Сквозь чёрные дни, что не верят в победу,
В упрямый комок пересохшего горла
Сжимая лучи абсолютного лета…

ТРИ МЕТРА НАД УРОВНЕМ НЕБА

Ты в полном порядке, я в полном хаосе:
То времени складки, то мёртвые паузы.
То три метра над небом, то иголки от вуду,
Да надежда на чудо надежды на чудо.

У каждого – свои чудеса,
Судьба их нам вручает на вырост:
Кому-то взлётной полосой в небеса,
Кому талон посадочный выдаст,
Кому посадочный продаст календарь,
Кому подстелет, чтобы сел без талона,
Кому-то жги да на гитаре гитарь,
Кому быть в Солнышко надёжно влюблённым.

Икарам к Солнцу предначертан полёт
Сквозь петли мёртвые и кольца всевластья,
И с тяготением, как Donkey Quixote,
Икары бьются не на жизнь, а на счастье,
На то, где Солнышко сияет внутри,
Даже когда судьба разбиться нелепо,
На то, что чувствуешь, поднявшись на три –
Всего три метра, но над уровнем неба.

Конечно, проще отступиться, и нет
Надёжней алиби, чем сделаться жертвой,
И, приподнявшись на три метра на дне,
Признаться с грустью в том, что это предел твой,
Разбить мозаику, сюжет растоптать,
Фонтан эмоций перекрыть с сожаленьем...
Но разве в силах тот, кто волен летать,
Забыть навек небесных тел притяженье.

И снова будешь ты семь пятниц во лбу,
И снова будет мне семь пядей под килем,
Но я протиснусь, доплыву, догребу,
Лишь только не было бы встречного штиля.
Пускай у каждого свои чудеса
И параллельны все миры по прописке,
Но Солнце дарит всем свои образа
И разноцветные весёлые брызги,

Лучами света и тепла красит тьму,
Протуберанцами пространства сшивает...
Свистать на ветер всех, и к черту зиму!
Пора! Икары собираются в стаи!
Я вместе с ними вылетаю в рассвет
И, поднимаясь на три метра над крышей,
Взираю небу уходящему вслед,
Где светит Солнышко… всё выше и выше...

БЕСКОНЕЧНОСТЬ ПО М...

Эта история началась многие жизни назад…
Пусть она продолжается и уходит в бесконечность со знаком плюс…

Ловлю телескопом звёзды – прекрасны и холодны!
Я знаю, они не просто, они небом в дар даны.
Но сквозь световые годы какой, в бесконечность, свет?!
Какие, во тьму, восходы?! Какой, в резонанс, привет?!

Не чувствуя притяженья, бросаю на сто сторон
Беспомощные решенья в реальность-оксюморон,
Спонтанно сжигаю шансы в огне беспонтанных фраз,
Сминаю с мирами танцы и облачный атлас трасс.

В краплёные карты мира с узором чужих узлов
Из будущего эфира и марева прошлых снов
Проигрываю сто жизней, бесплодно ища свою,
Всем сердцем крича «I miss you», шепча вслух «Не узнаю».

А значит, всё параллельно – и судьбы, и времена.
Бессмысленна и бесцельна, жизнь цельности лишена…
В порядке я… Да, в случайном… Но можно меня собрать –
Закон мирового «майна» на виру не принимать,

Насыщенностью снаружи глушить пустоту внутри,
Разбавить на сердце стужу космическим два-семь-три,
Взорвавшись Большим шаманским, вселенский разжечь костер,
Печаль застрелить шампанским, и греться во весь простор,

Увидев, что в одиночку химеры вдвойне прочны,
Исчезнуть подвижной точкой тридцатой величины,
Уйти изо всех созвездий, чтоб новые создавать,
Учиться бежать на месте и вакуумом дышать…

Ведь если без году вечность вращается колесо,
К нам близится бесконечность, в которой сойдётся всё,
Где светятся Орионы по пояс и на развес,
Где Солнцу не жмёт корона из золота и чудес,

Где кто бы ты ни… и где бы – взор светел, а грусть легка,
Где каждый ушедший в небо сверкает издалека,
Где бьются сердца из стали, где миф и мечта кругом,
Где выживут все едва ли, но навечно и целиком.

Чтоб под парус рассвета алый, пробивший ночной эфир,
Обняться под идеалом, которому имя – Мир,
Сквозь самые чёрные дыры, сквозь молнии снов и поэм,
Иду в бесконечность по Миру, иду в бесконечность по М…

Ника Песчинская

Что не смотришь…

Что не смотришь, мой хороший, будто вовсе не признал?
Иль забыл, как летом прошлым все своею называл?
Что творили мы с тобою – страшно вспомнить ту беду:
как смешали лес с луною, луг, рассвет и череду,
еле слышный вздох заката, сладкий запах травяной.
Не смотри же виновато – лучше проводи домой.
То прошло – возврата нету, много я не попрошу:
поцелуй – а я за это никому не расскажу,
как бродил закат над полем, пахли волосы грозой.
Как сжимало сладкой болью, когда думала, что – мой…
Обжигаясь, торопливо лето выпили до дна.
Не пугайся, мой красивый, буду знать лишь я одна.
Мы не те – а ночь все та же, и она тебя простит.
Ночь видала – не расскажет, август знает – промолчит.

* * *

Годы, как воины, пали в бою.
Сколько живых остается в строю?

Жизнь защищали, как царский престол.
Каждый багровой листвой изошел,

Бились о время, да силы неравные.
Спите спокойно, солдатики славные.

Ты офицер В продолжение темы Налей любви на медный грошик
Ника Песчинская
Чего смеешься, мой хороший?
Налей любви на медный грошик
(Ника Песчинская)

Прежде чем загадать желание, подумай: а вдруг оно исполнится?

Ты офицер и мастер спорта.
Люблю людей такого сорта.

Теперь мне главное - держаться.
(Зачем так было напиваться?).

Твои глаза – болота в чаще…
А ты, смотрю, все дышишь чаще.

Ты очень близко сел напрасно.
Да ладно, чем же я опасна?

Совсем слаба, сплошная нежность.
(О Боже, ну и принадлежность!)

Ты влез в меня без разрешенья.
Хоть попросил потом прощенья.

Четыре дня под одеялом.
Тебя полгорода искало.

Твои друзья, кому ты должен,
Звонили мне. Как с ними сложно!

Еще какие-то девицы
Просили срочно объявиться.

Пожить пустить просил знакомый.
Пришлось соврать, что нету дома.

Он старый долг мне привозил,
Ты дверь открыть не разрешил.

Пришла соседка в мятом платье.
Ей спать мешает скрип кровати.

Ее не балуют мужчины,
Она все злится без причины.

А после голова гудела.
Еще два дня болело тело.

Знакомый, что пожить просил,
Со злости долг с тобой пропил.

Соседка снова приходила,
И громко выселить грозила.

И до сих пор звонят девицы,
Все так же просят появиться.

Еще подруга позвонила.
Твой телефон она просила.

Мы как-то вместе загудели.
У ней уж пятая неделя.

Ты объявился поздно в среду.
Сказал: не спи, сейчас приеду.

Я не спала часов до двух.
Потом сказала громко вслух:

«Идите, сударь, лучше к черту.
Хоть вы боксер и мастер спорта».

Все двадцать семь полегли, словно рать.
Скольким осталось меня защищать?

Это просто, ничего –
по любви поминки.
(Из старинного романса)

Нынче день-то по весне –
Радуница.
Вот иду домой, да не
радоваться.
Вортилась по дождю,
по холоду.
Ох, обидели меня,
да смолоду.
Говорили мне слова
красивые –
да не чуяла сперва:
все лживые.
Появлюся на пиру –
зубы скалятся.
Не пришлася ко двору
постоялица.
Гладит старая сосна
по темени:
«Что, как сирота, одна,
без племени?»
А присевшая изба
разбранилася:
«Что, не по сердцу гульба,
воротилася?
С чем вернулась ты домой –
Вишь, бледная.
Чай, дары несешь с собой
Несметные?»
– Сыпьте, коли заслужила,
бранью лютою.
А я слов родных с чужими
уж не спутаю.
Не гостинцев несу я
в стены родные –
думу злую, как змея
подколодная.
Вот встречайте, с чем пришла –
виновата.
За бездумные дела –
и награда.
– Ты прости-не обессудь,
странница,
а приветить чем-нибудь
станется.
Угостить лишь трын-травой
скошенной
да водою дождевой
сможем мы.
Да постель из трав взобьем
за печечкой.
Да поплачете вдвоем
со свечечкой.
Вина ночка принесет
терпкие.
А засовы у ворот
крепкие.
Спи, до свету не броди,
гостьюшка.
Тише, ветер, не буди
горюшка.

Летели слезы в мокрый снег

Летели слезы в мокрый снег.
А ты стоял, смотрел довольно…
Зачем так делать больно, больно!
Скажи, чужой мне человек?

Стою без шапки, хоть мороз.
Из-за тебя, моя зараза,
Я ведь не плакала ни разу.
А тут, гляди-ка, довелось.

Я не с тобой уже давно,
И ты нашел себе кого-то.
Какая скверная погода.
Я без перчаток. Все равно.

Суди как хочешь. Нам конец.
Судиться я с тобой не стану.
Ты мне давно по барабану.
Но только долг верни, подлец!

Годы, как воины, пали в бою...

Годы, как воины, пали в бою.
Сколько живых остается в строю?

Жизнь защищали, как царский престол.
Каждый багровой листвой изошел,

Бились о время, да силы неравные.
Спите спокойно, солдатики славные.

Все двадцать семь полегли, словно рать.
Скольким осталось меня защищать?

Анна Асеева

Опять нет сил и повода любить
себя, иных и Божеского сына,
настало время траурных косынок:
опять зима упала на Сибирь.

Зима-зи-мази не врачуют сплин,
не греет свитер, мёд не усыпляет,
борьба за жизнь идёт в борьбе с соплями
и каждый раз неясно что болит.

Всё холодно. Опущена рука,
отпущена река – зовётся Лето –
согласная на гласную при этом
в конце... и дальше – там, где облака,

где гласных нет, где птица говорит
такое "брр" – под кожей перья мёрзнут
и колют печень. И вполне серьёзен
наш дед Мороз – он в чёрном и обрит,
несёт подарки – насморк и плеврит.
Во лбах царевен угасают звёзды.




Фото и рисунки ©.Беседин