Глазами бывшего чиновника

Ожидание смерти, дружба, вера, достоинство, предательство, честь, мерзость, страх, счастье – очень много понятий часто смешивается в голове человека, пребывающего в нетипичных условиях жизни. Например, на войне. Но не только – к примеру, будучи чиновником на службе у государства. Или даже священником. В мужской день мы беседуем с иркутским священником, настоятелем храма Спаса Нерукотворного Образа, ветераном Афганистана, бывшим советником губернатора Иркутской области по молодёжной политике Александром Беломестных. О смерти, чиновничестве, войне и не только.


Hushome: Отец Александр, можно ли сказать, что человека препятствие закаляет?

Отец Александр: Естественно! Любое преодоление препятствий – это определённые выводы, определённая школа.

Hus: Но подсознательно все мы боимся этих препятствий, пытаемся как-то избежать их…

– Вы по жизни посмотрите: те люди – мы их по молодости называли "маменькиными сыночками", – которые жили под крылышками родителей, которые имели тех родителей, которые всегда могли за них походатайствовать, они менее приспособлены к жизни, и я всегда с большим уважением относился к тем людям, которые сами преодолевали препятствия, какие-то трудности.

Hus: Когда Вы работали в администрации, я слышал, у Вас было много противников, не понимавших, зачем Вы проводили целые конференции против нарушения некоторых нравственных норм, баламутили общественность, тормошили чиновников… Страшно было быть в опале?

– Я тогда возглавлял Комитет по молодёжной политике, к тому же стал приобщаться к православной вере. Я был глубоко убеждён в том, что жизнь человеку даётся свыше, от Господа, что душа бессмертна, и когда мы столкнулись с проблемой демографии, когда… помните, с 92-ого вроде бы года произошёл знаменитый "русский крест", когда смертность превысила рождаемость, когда аборты стали чуть ли не рекламироваться, когда государство ничего не предпринимало, ничего, чтобы остановить этот демографический кризис, – вот тогда мы для себя решили, что будем бороться за духовно-нравственное здоровье молодёжи. Не просто физическое!

Да, конечно, человек должен быть сильным и здоровым. Но и в нравственном плане он тоже должен быть здоровым человеком. И когда мы провели первую конференцию и выложили на обозрение чиновников и губернатора статистические данные, сколько совершается абортов, что это не право матери – убивать ребёнка или не убивать? – это право самого эмбриона, которому в момент, когда сперматозоид оплодотворяется яйцеклеткой, от Господа даётся бессмертная душа, то есть он УЖЕ человек, и, убив его, глупая мама не понимает, что она его не просто жизни лишила, она лишила его возможности быть в вечности с Богом… Поэтому мы пытались, прежде всего, объяснить этим молодым мамам, что они совершают убийство, ведь это уже человек, не просто зародыш.

Мы пытались объяснить людям то, что человек имеет бессмертную душу. Естественно, меня тогда не понимали ни власти, ни медицинские работники… они на меня набросились. К тому же, именно тогда начались западные "свобода права выбора", "демократические свободы". И, конечно, меня там в чём только не обвиняли, но, слава Богу, Борис Александрович Говорин резких выводов не делал, он был человеком вдумчивым; на тот момент меня спасало то, что он неофициально дружил с Владыкой нашим, Вадимом; он у него по многим вопросам консультировался: и по абортам, и по противосектантской деятельности.

Время его руководства было не самым лёгким, приходилось сражаться и с чиновниками, и в устоявшимися народными стереотипами, и с нахлынувшей свободой...
Hus: А может, Вам не этим следовало заниматься в администрации, а создавать людям лучшие условия жизни?

– А Вы думаете, раньше люди жили лучше? Возьмите дореволюционную Россию. Я хотел выяснить, откуда пошёл мой род. Докопался до шестого колена – оказалось так, что мои переселенцы были казаками. Когда я стал рисовать своё демографическое древо, то с удивлением обнаружил, что меньше десяти детей не было и по линии матери, и по линии отца. Тогда наши предки жили ничем не лучше, чем вы. Но они почему-то аборты не делали, не убивали детей. И государство было сильное. А сейчас, когда государство в крови, стоит ли нам удивляться, почему мы так плохо живём?

Hus: Вот верно ли, что в здоровом теле – здоровый дух? (Это я к Вам не только как к бывшему главе ведомства по спорту.)

– Ну, да, с обычной точки зрения, так оно и есть! Когда человек чувствует в себе уверенность физическую, он может противостоять и бандиту, и кому угодно. Но с религиозной точки зрения, дух – это немного другое понятие. Это не так, что человек подходит к штанге и поднимает её. Как вот объяснить то, когда старцы уходили в пустыню, ничего там не ели, доводили до изнеможения своё тело, но были при этом очень сильны духом? Помните, как Дмитрий Донской приходил к Сергию Радонежскому за благословлением? И Сергий дал своих воинов на Куликовскую битву! В ней сошлись силы дьявола и силы православной церкви. Я не призываю вас к тому, чтобы вы всё бросили, в том числе и спорт! Я сам по утрам делаю зарядку. НО! Когда я её делаю, я прошу: "Господи, благослови меня для того, чтобы я смог подольше послужить Тебе. Мне тоже нужно здоровье, чтобы я смог пронести свой крест подольше". Ведь здоровье – это тоже дар Божий, поэтому о нём нужно тоже заботиться и беречь его. Тот, кто относится к нему с пренебрежением, к примеру, начинает упиваться вином, или курит, или наркоманией занимается – он отвергает этот дар. За это он будет отвечать. За то, что он не ценил этот дар.

Преподобный Сергий Радонежский благословляет святого благоверного великого князя Димитрия Донского на Куликовскую битву. Хромолитография с картины А. Кившенко. 1879 год
Hus: Вы воевали, работали в администрации… Лично у меня чиновники ассоциируются только с показной набожностью – для галочки, для ведомости, почему Вы решили священником вдруг стать? Это что, как подвиг какой-то? Или совесть стала мучить? Это же ведь мало сказать серьезный шаг…

– Ну, для меня это не было каким-то таким подвигом… нет! Скорее, это был естественный переход. Если вернуться на несколько шагов назад, я ведь пришёл к вере немного неосознанно. У меня была тогда тёща ещё живая, которая меня всё время просила покрестить детей. Я привёл их в церковь, Михаило-Архангельский храм, привёл детей к отцу Каллинику и попросил его покрестить их. И тогда он сказал мне, что для того, чтобы крестить детей, надо самому быть крещёным. Ну, и тут же мне предложил принять это таинство. Я и согласился. Абсолютно неосознанно! Я был совершенно неверующим человеком.

Затем в моей жизни был такой эпизод, когда я работал в органах власти (мне почему-то не очень там нравилось работать). Помните, может быть, это время? Меня тогда выбрали в депутаты в Городской совет и Районный. Побывав на этих сессиях, мне что-то так тоскливо стало. Я и сейчас-то не очень хорошо отношусь к этой профессии. Мне показалось, что там идёт просто трёп, болтовня.

Я бросил всё это депутатство, взял семьи свои (тогда их у нас было четыре) и поехал поднимать одну деревню в Ольхонском районе. А когда в истории копались, выяснилось, что её поднимали переселенцы, тоже казаки, – тогда по столыпинской реформе давали подъёмные, на которые человек мог купить и скот, и инвентарь, приехать и первое время хоть как-то выживать. Когда мы стали анализировать, как они строились (я убеждён в том, что наши предки жили более мудро, чем мы), мы удивились, когда поняли, что они первым делом построили там церковь. Сами жили в землянке, а построили храм! Для меня это было непонятно. Я считал, что вначале нужно построить СЕБЕ хороший дом, коттедж, благоустроить его, а потом уже строить клуб, где бы ты смог проводить свой досуг. А раз мы были убеждены в том, что наши предки были умнее нас, мы с этим вопросом – почему же они первым делом решили построить церковь, – поехали к отцу Каллинику. Он объяснил, что всё лучшее надо делать для Бога, а потом – для себя. Я стал общаться с отцом Каллиником, и однажды он сказал одну интересную фразу: "Вера – это дар Божий. Её надо просить у Бога. И если он тебе её даст, тогда тебе станет всё понятно". Сейчас мне всё стало понятно в этой жизни.

Сейчас Отец Александр – настоятель храма Спаса Нерукотворного образа, который стоит возле Серого дома
Hus: Давайте о более больных вопросах поговорим. Вы говорили, что были на войне. Были ли Вы в действительно сложных ситуациях? Они как-то меняют человека?

– Опять же я благодарен тому, что получил хорошую физическую закалку, окончив техникум. Я был уже достаточно крепким молодым человеком, это помогло мне перенести различные невзгоды на войне. К примеру, климат. Выше 50 градусов в тени – это, поверьте, очень тяжело. Отсутствие воды. Физическая нагрузка очень серьёзная. Поэтому, имея хорошее здоровье, я смог всё это перенести. Не могу сказать, что было легко, но я всё-таки выжил.

Hus: А что касается отношений с людьми?

– Когда служишь в Союзе – это одно, и в те времена у нас были элементы "дедовщины", когда старослужащие могли обижать тех, кто пришёл недавно служить. А когда пересекли границу Афганистана, я служил в роте Охраны Сопровождения, то есть мы сопровождали колонны, мы практически не расставались с автоматом. Это значит, ты с ним и спишь, и в туалет ходишь… там отношения кардинально меняются! Потому что там люди понимают, что если кто-то незаслуженно кого-то обидел, то в бою неизвестно от кого можно получить полю. Или от душмана, или откуда-то сзади. Поэтому там вся эта "дедовщина", как мусор, отвалилась. Там как раз все те лучшие хорошие качества в человеке – честность, порядочность, – они выдвигаются на первый план.

Если ты "шкурятник", если не поделился своим пайком со своим товарищем, к примеру, то… ну, тебя просто уважать не будут. А если тебя не уважают, ты не будешь уверен, что тебе спину кто-то прикроет. Поэтому в Афгане служить было гораздо легче, поверьте! Возвратившись сюда, мне было с какой-то стороны очень обидно и больно. В глаза говорят одно, а за глаза? Тебя тут же могут заложить, предать и так далее. Я вспоминаю Афганистан как лучшие годы своей молодости, это была хорошая школа.

Сейчас у нас существует ассоциация афганцев, многие сломались – спились, скурились, ушли в мир иной. Как раз именно потому, что ЗДЕСЬ лицемерие процветает. А ТАМ этого не было. Многие люди их не понимают, крутят пальцем у виска – неужели они снова хотят вернуться в Афган, вновь воевать... А мне всё это понятно. Потому что там ты такой, какой ты есть. Там всё налицо. Мерзость и предательство не ценится. А здесь это считается нормальным.


Hus: Вы видели смерть?

– Ребята погибали наши, конечно. Меня Бог миловал. Потом я, когда вернулся, жил с бабушкой (царство ей Небесное). Она, когда я уходил, молилась за меня, ставила свечки. Я смотрел тогда на неё с сожалением – ну что, думал, старый всё-таки человек, можно понять. Но по-настоящему её понимать я стал именно сейчас. И, может быть, именно это меня как раз тогда и уберегло, спасло. Потому что молитва имеет очень большое значение.

Hus: Отношение к смерти меняется, когда ты видишь десятки трупов ежедневно?

– Знаете, тогда у меня ветер был в голове – ну, погиб да погиб, что теперь? Ну, не повезло парню. Я тогда не задумывался особо над этим. Служил я 18-летним парнем. Поэтому… конечно, физический страх всегда присутствовал. Каждому хотелось прожить жизнь полно. Помните, мы начали разговор с того, что я рассказал вам, как я гордился своей учёбой в техникуме физкультуры и благодаря ведению правильного образа жизни мечтал прожить долго. Конечно, страх всегда был. Но, вспоминая сейчас какие-то сюжеты, я могу сказать одно: в более зрелом возрасте я бы их не повторил. А тогда… было и лихачество какое-то, бравада, когда неосознанно рисковали жизнью, было это всё!

Hus: Это что-то вроде геройства?

– Нет. У меня даже не было таких мыслей. А вот именно показать свою силу, ловкость перед теми же своими товарищами – вот это присутствовало. Сейчас я рассматриваю это как элемент гордости, тщеславия, себялюбия. С этими элементами нужно бороться. А тогда… я этого не понимал, считал, что это, наоборот, очень здорово, мы ведь все так воспитывались: "Человек – это звучит гордо!" – особенно спортсмены. Вся наша деятельность направлена на внешний результат, выполнить какой-то норматив, достичь победы в каких-то соревнованиях. По большому счету это всё – лишь подпитка такой нехорошей страсти, которая называется гордостью. Но ничего, со временем всё проходит. Может быть, и у вас в дальнейшем произойдёт переоценка ценностей; у меня она, слава Богу, произошла.

Война никого не оставляет равнодушным...
Hus: Можете назвать себя счастливым?

– Когда ты имеешь определённое видение своего будущего… Мне легко сравнивать, потому что я был человеком неверующим, а сейчас я имею опыт верующего человека. Неверующий человек живёт в тупике, в темноте. Ну, хорошо, проживу я сто лет, а дальше что? Ну, разложусь, на удобрение пойду… это достаточно печально. Подобные мысли неприятны нам – мысли о смерти. Они угнетают нас. А когда ты понимаешь, что впереди у тебя – вечность, когда ты знаешь, что обязательно встретишься с теми людьми, с которыми ты бы хотел встретиться (те же дети, родители, друзья), – это сразу же расширяет границы тупика, стенки его рушатся. Конечно, я благодарен Господу за то, что он дал мне этот дар – веру. Его нужно сохранить. Но опять же – кому много дано, с того много и спросится. Поэтому я понимаю, что, становясь священником, я беру на себя всё больше ответственности. Теперь я буду отвечать не только за свои грехи, за свою семью, но и за тех прихожан, которые ходят в мой храм. С меня очень много спросится.

Hus: Мне кажется, что люди, которые уходят в религию – это просто те люди, которые уходят от реальности, разве не так? Они боятся её, не хотят с чем-то мириться и именно таким образом пытаются просто сбежать…

– Я вас прекрасно понимаю. Вы живёте по одним параметрам, а я по таким уже жил. Уход в религию – это не уход от реальности. Представьте себе, что вы находитесь в тёмной комнате. Вы с трудом различаете предметы, себя самого. А что такое вера? А вера – это свеча. Ты зажигаешь её и тебе всё видно гораздо лучше. Чем человек ближе к Богу – тем он больше в себе видит изъянов. Он начинает видеть собственные недостатки. Это не самоуничижение, наоборот, здесь всё становится простым и понятным. Чем ярче становится свет в комнате, тем ты больше видишь, что в ней находится. Можно видеть какие-то полоски, трещинки… Многие живут просто в темноте. Они не видят в себе этих изъянов.

Hus: А как Вы относитесь к тому, что сейчас молодые люди не хотят идти в армию?

– Плохо отношусь. Надо идти, на мой взгляд. Родину и мать не выбирают. Даже если моя мать – пьющий человек или инвалид, она ведь всё равно мне мать, правильно? Я же не могу от неё отказаться, сказать: "Ты мне не нравишься, пойду другую найду себе". Так же и Родина! Ну, родились мы в России! И какая бы она ни была – пьяная, драная, коррумпированная… но это наша Родина. И мы должны её любить. А служба в армии – это как раз тот случай из серии "нужно долг свой отдать". И нужно исполнить его честно.


Беседовал Сергей Дубас
Фото: Мария Оленникова