Литературные пародии – довольно популярный жанр, и, кажется, всегда был популярным. Ещё во времена античности были любители литературно развлекаться, древнегреческая «Война мышей и лягушек» – тому пример. Сейчас в Интернете часто встречаются посты на тему «как бы этот сюжет выглядел в исполнении разных авторов». Давно уже просклоняли и Колобка, и Таню с мячиком, и Красную Шапочку.
Не будем закапываться в историю пародии, нам просто хочется немного рассказать о вышедшей в начале прошлого века книге «Парнас дыбом». Три студента-энтузиаста загорелись идеей написать что-то эдакое, серьёзное по постановке, но весёлое по форме.
Как описали бы один и тот же сюжет Гай Юлий Цезарь, Гомер, Шекспир, Волошин, Крылов, Некрасов, О’Генри, Данте, Гумилёв и другие авторы?
Исходный текст:
Жил-был у бабушки серенький козлик.
Вот как, вот как, серенький козлик.
Бабушка козлика очень любила.
Вот как, вот как, очень любила.
Вздумалось козлику в лес погуляти.
Вот как, вот как, в лес погуляти.
Напали на козлика серые волки.
Вот как, вот как, серые волки.
Оставили бабушке рожки да ножки.
Вот как, вот как, рожки да ножки.
А вот как постарался бы А.С. Пушкин:
«А.С. Пушкин
Одна в глуши лесов сосновых Старушка дряхлая жила, И другом дней своих суровых Имела серого козла. Козёл, томим духовной жаждой, В дремучий лес ушел однажды…»
(А. Финкель)
Как сказали много лет спустя во вступительном слове к переизданию «Парнаса» (которое, к сожалению, так и не увидело свет) двое из них, Эстер Паперная и Александр Финкель (третьего автора, Александра Розенберга, к тому времени уже не было в живых): «Мы были тогда, в 1922 году, студентами, а потом аспирантами Харьковского университета (в те годы он назывался Академией теоретических знаний, но вскоре был переименован в Институт народного образования). Молодые и весёлые, мы интересовались всем на свете, но родной своей стихией считали литературу, язык, стилистику; хотелось же нам, чтоб наука была веселой, а веселье – научным».
За основу было взято три источника: известные всем «У попа была собака», «Жил-был у бабушки серенький козлик» и «Пошёл купаться Веверлей». «Веверлей» – это популярная песенка конца XIX – начала XX века, сейчас о ней практически никто не слышал. Поэтому стоит привести тут её текст, чтобы оценить весь юмор:
«Пошел купаться Веверлей, Оставив дома Доротею. С собою пару пузырей Берёт он, плавать не умея.
И он нырнул, как только мог, Нырнул он прямо с головою. Но голова тяжеле ног, Она осталась под водою.
Жена, узнав про ту беду, Удостовериться хотела. Но ноги милого в пруду Она, узрев, окаменела.
Прошли века, и пруд заглох, И поросли травой аллеи; Но всё торчит там пара ног И остов бедной Доротеи».
А вот как эта история могла бы выглядеть в изложении Александра Блока:
«Где дамы щеголяют модами, Где всякий лицеист остёр, Над скукой дач, над огородами, Над пылью солнечных озёр, -
Там каждый вечер в час назначенный, Среди тревожащих аллей Со станом, пузырями схваченным, Идёт купаться Веверлей.
И, медленно пройдя меж голыми, Заламывая котелок, Шагами скорбными, тяжёлыми Ступает на сырой песок.
Такой бесстыдно упоительный, Взволнован голубой звездой, Ныряет в воду он стремительно И остаётся под водой.
Вздыхая древними поверьями, Шелками чёрными шумна, Под шлемом с траурными перьями Идёт на пруд его жена.
И ноги милого склонённые В её качаются мозгу, И очи синие, бездонные Цветут на дальнем берегу.
И, странной близостью закована, Глядит за тёмную вуаль И видит берег очарованный И очарованную даль.
И в этой пошлости таинственной Оглушена, поражена, Стоит над умершим единственным Окаменевшая одна».
(А. Финкель)
Сами авторы, кстати, отрицают то, что они писали пародии. «...мы не были и не хотели быть пародистами, мы были стилизаторами, да ещё с установкой познавательной. То же, что все это смешно и забавно, – это, так сказать, побочный эффект (так нам, по крайней мере, казалось)». Они не просто передразнивали известных поэтов и писателей с целью сделать смешно, а изучали их стили и индивидуальную манеру письма, погружались в творчество великих людей.
«К. Д. Бальмонт
В искрах лунного сиянья сквозь лучей его мерцанье вижу смутно очертанья я старушки и козла. Пьют любви до края чашу все слияннее и краше, но козла в лесную чащу злая сила увлекла…»
(А. Розенберг)
Книга «Парнас дыбом» впервые вышла в 1925 году в харьковском издательстве «Космос», и потом ещё до 1927 года три раза переиздавалась. На титульном листе было написано: «А. Блок, А. Белый, В. Гофман, И. Северянин... и многие другие про: КОЗЛОВ, СОБАК и ВЕВЕРЛЕЕВ». Первое издание вышло анонимно, потом появились инициалы: Э. С. П., А. Г. Р. и А. М. Ф. И только в 60-е годы стало известно, кто на самом деле написал «Парнас».
А. М. Ф. – Александр Моисеевич Финкель (1899-1968), профессор Харьковского университета, всю жизнь занимался теорией художественного перевода. А. Финкель полностью перевёл все сонеты Шекспира, написал монографию «Производные причинные предлоги в современном русском литературном языке», учебник для вузов «Современный русский литературный язык» и «Грамматику русского языка» для школ слепых.
А. Г. Р. – Александр Григорьевич Розенберг (1897-1965), доцент, изучавший французскую литературу.
Э. С. П. – Эстер Соломоновна Паперная (1901-1987) – переводчица детских художественных произведений, переводила с английского, французского, итальянского, польского и еврейского языков. В конце 20-х и начале 30-х годов вышло несколько её книг для детей, самой известной из которых была повесть «Живая пропажа».
Итак, вот оригинал:
У попа была собака,
Он ее любил.
Она съела кусок мяса,
Он ее убил.
И в яму закопал,
И надпись надписал,
что:
У попа была собака,
и т.д.
А вот та же история в стиле О’Генри:
«О'Генри
ЧЕЛОВЕК ДЕЛА
Сэм Слокер знал толк в виски, в пшенице, в часах, в морских свинках, в колесной мази, в чулках, в ракушках, в сортах индиго, в бриллиантах, в подошвах, в фотографиях и во многом другом. Когда я встретил его в первый раз в Оклахоме, он торговал эликсиром собственного производства, противоядием от укусов бешеных ящериц. В Миннесоте мы столкнулись с ним у стойки багроволицей вдовы, трактирщицы миссис Пирлс. Он предлагал вдове свои услуги в качестве мозольного оператора за одну бутылку шотландского виски.
– Ну, Сэм, расскажите, – попросил я, когда бутылки были уже откупорены, - как вышло, что доллары стали для вас нумизматической редкостью, и мозоли мисс Пирлс чуть не сделались жертвой вашей финансовой политики.
Сэм задумчиво сплюнул на кончик моего сапога и нехотя проронил:
– Не люблю я попов.
– О, Сэм, – энергично запротестовал я, – вы знаете, что никогда в нашем роду не было длиннорясых.
– Да нет, – угрюмо проворчал он, – я говорю об этом старом мерзавце, об этой клистирной кишке, об этом кроличьем помёте, о дакотском мормоне. Ведь собаке цены не было, я мог бы продать каждого щенка не меньше чем за тысячу долларов.
– А пёс был ваш? – неуверенно спросил я, боясь, что не совсем точно поспеваю за ходом мыслей Сэма Слокера.
– Ну да, мой. Я получил его ещё щенком от сторожа питомника за пачку табаку. Когда дакотское преподобие увидел собаку на выставке, у него хребет затрясся от восторга. Тогда же я и продал ему собаку с условием, что первые щенята – мои. У меня уже и покупатели были. А, проклятый пророк, попадись ты мне, гнилая твоя селезенка, был бы ты у меня кладбищенским мясом!
– Ну, и что же? – с интересом спросил я. Сэм яростно стукнул кулаком по столу: – Эта церковная росомаха, этот скаред убил её из-за куска протухшего ростбифа. Что же, по-вашему, собака так и должна сидеть на диете? Да ещё такая благородная собака. Нет, пусть я буду на виселице, пусть мною позавтракают койоты, если я не прав. У этого святоши от жадности свихнуло мозги набекрень, когда он обнаружил, что его мясные запасы тают. Нет собаки, нет щенят – пропали мои доллары.
– Да, – сочувственно заметил я, – история, действительно, неприятная.
Прощаясь, Сэм протянул мне руку и уже в дверях процедил сквозь зубы:
– Только одно и утешает меня, что тащить мясо приучил собаку я сам. Всю зиму у меня был довольно недурной мясной стол».
(Э. Паперная)
А вот «Жил у бабушки серенький козлик...» в исполнении Бабеля:
«В глубине двора, распираемого пронзительными запахами лука, мочи, пота и обреченности, полуслепая бабушка Этка колдовала над сереньким козленком. Багровое лицо ее, заросшее диким мясом и седой щетиной, хищно склонялось над лунными зрачками, негнущиеся распухшие пальцы шарили под замшелым брюхом, ища вымя.
"Дурочка, – страстно бормотала Этка, – куда ты спрятала остальные титьки, рахуба несчастная?" Розовые глаза козленка застенчиво мигали.
"Молодой человек, – строго сказала мне Этка, – знайте, что если бог захочет, так выстрелит и веник. Пусть они мне продали не козу, а козлика, все равно я его люблю, как свое дитя люблю!"
Прошел месяц. Весна текла над нашим двором, как розовая улыбка. В ликующих лучах малинового заката навстречу мне сверкнули перламутровые бельма старой Этки. Она несла в грязном переднике козлиные рога и ножки и скорбно трясла седой головой.
"Молодой человек! – крикнула она страстно рыдающим хриплым голосом. - Я вас спрашиваю, где бог? Где этот старый паскудник? Я вырву ему бороду! Зачем он наплодил волков, хвороба на них! Они съели моего козленка, мое сердце, мою радость: он убежал в лес, как дурачок, а они напали на него, что это просто ужас!"
Я молча отошел в сторону, давая излиться этому гейзеру скорби».
P.S. Пародии на стихи известных поэтов можно услышать в советском фильме 1978 года «Когда я стану великаном» (режиссёр – Инна Туманян), где не знавший задания главный герой (его играл, кстати, 13-летний Олег Ефремов) таким образом выкручивается на уроке литературы.
ИМХО, всё это отдает душком Марата Гельмана... он занимается (пытается заниматься :) ) разрушением русских цивилизационных скрепов...
P.S. Низведение великих явлений до малых, и возвеличивание малых до великих — есть истинное глумление над жизнью, хотя картина подчас выходит очень трогательная. (Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин)
Комментарии1
P.S. Низведение великих явлений до малых, и возвеличивание малых до великих — есть истинное глумление над жизнью, хотя картина подчас выходит очень трогательная. (Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин)