Слезы капали. Самые сентиментальные фильмы в моей жизни
Часто ли вы плачете в кино? Склонны ли вы исторгать обильные рыдания на каждой второй голливудской мелодраме или даже самому сердцещипательному фильму на свете не под силу будет выдавить из вас хоть пару слезинок?
Впрочем, едва ли найдется активный кинозритель, которому совсем незнакомы если уж не слезы по киношному поводу, то хотя бы напряженное сдерживание таковых. В конце концов, испокон веков люди плачут в кинотеатрах или перед телевизором – и это нормально. Мир плакал на «Огнях большого города» и «Касабланке». Заливался послевоенными слезами, смотря «Балладу о солдате» и «Летят журавли». Рыдал во времена всепланетных триумфов феллиниевской «Дороги» и линчевского «Человека-слона», диснеевской «Красавицы и чудовища» и пиксаровского «ВАЛЛ-И». Можно еще вспомнить «Неспящих в Сиэтле» и «Терминатора-2», «Эдварда руки-ножницы» и «Осень в Нью-Йорке», «Рассекая волны» и «Танцующую в темноте», «12 обезьян» и «Леона», наконец, «Армагеддон» и «Титаник» (еще «Реальную любовь» чуть было не забыл)… Воистину несть числа всевозможным слезоточивым фильмам!
Увы, вашему покорному слуге не приходилось расчувствоваться на большинстве перечисленных и им подобных фильмах. Посему я никак не мог бы назвать этот обзор «Картины, на коих я расплакался», ибо таких просто не было. Я вообще никогда не замечал за собой какой-либо сентиментальности. Более того – я пребываю в уверенности, что последние свои полноценные слезы мне довелось проронить в младенчестве.
Однако с выражением «слезы наворачиваются» я все-таки знаком не понаслышке. Не очень часто, но все-таки что-то смутно-душащее подступало к моему горлу и во время просмотра фильмов. В общем, и я могу отыскать в своих закромах кинофаворитов моей робко прячущейся в тайниках души чувствительности.
«Завтрак у Тиффани» (Breakfast at Tiffany’s). Режиссер: Блейк Эдвардс. США, 1961.
Сюжет. Живет себе в Нью-Йорке девица-красавица Холли Голайтли (Одри Хепберн), порхающая по жизни, словно бабочка. Все изменится, когда в доме блистательной мечтательницы поселится замечательный сосед Пол Варжак (Джордж Пеппард), в душе – писатель, на деле – альфонс.
Повод для сантиментов. В первоисточнике – одноименной повести знаменитого Трумэна Капоте – все было не совсем так, как показал Блейк Эдвардс. Зато фильм «Завтрак у Тиффани» обогатил мировое искусство таким неприкрытым морализаторством, над которым и распоследний циник станет не смеяться, а проливать пресловутые невольные слезы: «Люди влюбляются, люди хотят принадлежать друг другу – потому что это единственный шанс стать счастливыми». Заключительный эпизод ленты превзошел в этом плане вообще все на свете: на мой взгляд, в мировом кинематографе не было и никогда уже не будет более щемящей сцены, чем та, где Одри ищет под дождем своего брошенного кота. Мораль этого фильма столь же проста, сколь и правдива: с любимыми не расставайтесь, будь они меньшими братьями, несуразными бойфрендами или вздорными принцессами.
«Три тополя на Плющихе». Режиссер: Татьяна Лиознова. СССР, 1967.
Сюжет. Из дальней деревни в Москву приезжает за покупками простоватая женщина Нюра (Татьяна Доронина), семейная, но несчастливая: обещавший быть нежным муж (Вячеслав Шалевич) на деле оказался черствейшим сухарем. Зато первый же мужчина, которого Нюра встречает в столице – обыкновенный таксист Саша (Олег Ефремов), – в одно мгновенье влюбляется в свою провинциальную пассажирку и не без робости назначает ей свидание в кино. Нюра обещает прийти, поскольку ожидать чего-то неприличного от человека с настолько интеллигентным лицом, как у Саши, не приходится.
Повод для сантиментов. Вопреки общеизвестной песне, этот фильм – не столько про нежность, сколько про жалость. Жалко морально забитую бессердечным мужем Нюру, жалко шоссейного скитальца Сашу, но главное – каждому зрителю «Трех тополей» ближе к концу фильма обязательно становится элементарно жалко себя. Ибо в прошлом почти каждой Нюры остался такой вот Саша, а практически всякий Саша нет-нет да и вздохнет о некой безвозвратно утраченной Нюре (которая ему, впрочем, никогда и не принадлежала). Лиознова уловила то, что объединяет всех – щемящие воспоминанья о былом, – да воплотила это в настолько изящной, но вместе с тем простой и общедоступной метафорической форме, что по сей день невозможно себе представить зрителя, который мог бы остаться равнодушным к данной картине.
Мораль сей басни (скорее, впрочем, сущность сей мелодрамы) такова: ключи от счастья рано или поздно теряют все. Но идеальным итогом для внутреннего переживания этой утраты должна быть нежность и только нежность. Негоже перегонять подобные мгновения в озлобленность, тоску, муку, сухость, зависть или презрение.
Именно поэтому кажущаяся, на первый взгляд, не вполне уместной песня «Нежность», коронно исполняемая сначала валяющей деревенскую дурочку Дорониной, а потом и голосистой профессионалкой Майей Кристалинской, как нельзя лучше подходит именно этому фильму. Лиознову, как известно, зацепила строчка «И куда-то все спешат такси…», но даже без нее песня про Экзюпери, звезды и опустевшую землю как влитая вписалась бы в гениальную дождливо-музыкальную сцену, разворачивающуюся на двух передних сиденьях такси.
Однажды на Диком Западе (C’era una volta il West). Режиссер: Серджо Леоне. США, Италия, 1968.
Сюжет. Бродяжничающий любитель поиграть на губной гармонике (Чарльз Бронсон) в течение многих лет зачем-то ищет бандита Фрэнка (Генри Фонда). В итоге находит и проливает-таки зачарованному зрителю свет на свое загадочное прошлое.
Повод для сантиментов. Таких поводов здесь как минимум два. Первый общеизвестен: финальная дуэль Гармоники с Фрэнком, в которую изумительно вкраплен флэшбек о предыдущей встрече дуэлянтов, происшедшей в их юности.
Но лично меня насквозь прошибает другой эпизод этой поразительной картины. Речь об одной из начальных сцен «Однажды на Диком Западе», в которой невидимые поначалу разбойники издалека расстреливают счастливое семейство разбогатевшего ирландца. В живых остается лишь маленький рыжий мальчик, по направлению к которому из-за кустов величаво вышагивают страшные люди в пыльных серых плащах. Звучит, пожалуй, лучшая и невероятнейшая из тысячи незабываемых мелодий великого итальянского кинокомпозитора Эннио Морриконе. Мальчик не шелохнется даже тогда, когда неслыханный подонок в филигранном исполнении Генри Фонды (кстати, всю остальную жизнь игравшего лишь добряков да славных малых) наставит на него пистолет. На этой столь же прекрасной, сколь и ужасной сцене хочется завыть волком – не от жалости к убитым детям даже, а от какой-то чрезмерной для человеческого восприятия красоты, которой переполнены эта сцена, этот сюжет, эта музыка.
«Золотой теленок». Режиссер: Михаил Швейцер. СССР, 1968.
Сюжет. Остап Бендер (Сергей Юрский) знакомится с неизвестным сыном лейтенанта Шмидта, а точнее – бывшим беспризорником Шурой Балагановым (Леонид Куравлев), который наводит великого комбинатора на обладателя подпольных миллионов Корейко (Евгений Евстигнеев). Помимо Балаганова, в проекте по выцыганиванию у Корейки мильона Остапом будут задействованы бывший слепой Паниковский (Зиновий Гердт) и авантажный автомобилист Козлевич (Николай Боярский).
Повод для сантиментов. «Золотой теленок» Швейцера – картина, недаром слывущая одной из самых важных для всякого современного отечественного ретромана. Эти три черно-белых часа не надоедают никогда – и при всяком пересмотре пролетают в мгновение ока, оставляя зрителя в отчасти игривом, отчасти грустном, но неизменно просветленном расположении духа. Тем не менее поводов для слез здесь немало, ибо «Золотой теленок» – настоящая трагедия, которая комедией лишь притворяется (что удается ей преимущественно в первой из двух серий).
Впрочем, трагедийная сущность «Теленка» очевидна далеко не всем. Если «Завтрак у Тиффани», «Три тополя на Плющихе» и даже «Однажды на Диком Западе», вероятно, фигурируют во многих персональных списках слезливых фильмов, то распознанную мной ультратрогательность «Золотого теленка» я готов считать своим небольшим достижением. Возможно, за жизнь я уже посмотрел этот фильм больше ста раз. Но как минимум один момент неизбежно выбивает у меня здесь почву из-под ног и заставляет внутренне разрыдаться. Это сцена, когда Остап, Шура Балаганов и Адам Козлевич хоронят Паниковского, после чего Бендер произносит чересчур строгую погребальную речь. После этой демонстрации сверхчеловеческой жесткости Балаганов и Козлевич отказываются идти с ним дальше – и тогда Бендер (внимание, здесь я начинаю «рыдать»!) молча разворачивается и уходит, но тут же возвращается, отдает друзьям последние деньги, целует в щеку Адама, грубо треплет за шею Шуру и быстрым шагом уходит прочь, уже не оглядываясь. Звучит какая-то избыточно душевная гитарная мелодия композитора Фиртича, который, конечно, не Морриконе, но тоже не лыком шит. Всякий раз после этого эпизода я не могу как следует прийти в себя еще в течение пары часов.
«Артист» (The Artist). Режиссер: Мишель Хазанавичус. Франция, 2011.
Сюжет. Суперпопулярный киноактер эпохи немого кино по имени Джордж Валентин (Жан Дюжарден) ненароком выдвигает в голливудские дамки случайно оконфузившую его поклонницу (Беренис Бежо). В синематографе наступает эра звука – и означенная девушка с подкупающе простым именем Пеппи Миллер и лучезарной улыбкой быстро становится первейшей любимицей публики. Сам же Валентин остается не при делах.
Повод для сантиментов. Эту ослепительно прекрасную во всех отношениях французскую картину я рискнул бы назвать лучшей мелодрамой из когда-либо виденных. Поводов растрогаться тут опять-таки выше крыши, но финал перекрывает по этой части чуть ли не весь мировой кинематограф последних сорока лет.
Дело вновь не обошлось без восхитительной музыки – влияние того, чем озвучивается какое угодно кино, вообще невозможно переоценить, особенно когда дело касается эмоциональной реакции зрителя. Для финала «Артиста» режиссер Хазанавичус позаимствовал мелодию, написанную грандиозным американским композитором Бернардом Херрманном для знаменитого хичкоковского «Головокружения» (1958). Но даже у Хичкока эта музыка не прозвучала столь же действенно, как в «Артисте». Пеппи осознает, что Джордж сейчас в шаге от самоубийства, бежит спасать его, а он уже вставляет ствол пистолета в рот, как вдруг… Ну, тут или вы разрыдаетесь из-за того, что всё былое в вашем отжившем – или еще нет – сердце оживет, или я, как говорится, умываю руки…
Под занавес не постесняюсь переспросить: а на каких фильмах – и в какие именно моменты – плачете или готовы заплакать вы, дорогие друзья?
Впрочем, едва ли найдется активный кинозритель, которому совсем незнакомы если уж не слезы по киношному поводу, то хотя бы напряженное сдерживание таковых. В конце концов, испокон веков люди плачут в кинотеатрах или перед телевизором – и это нормально. Мир плакал на «Огнях большого города» и «Касабланке». Заливался послевоенными слезами, смотря «Балладу о солдате» и «Летят журавли». Рыдал во времена всепланетных триумфов феллиниевской «Дороги» и линчевского «Человека-слона», диснеевской «Красавицы и чудовища» и пиксаровского «ВАЛЛ-И». Можно еще вспомнить «Неспящих в Сиэтле» и «Терминатора-2», «Эдварда руки-ножницы» и «Осень в Нью-Йорке», «Рассекая волны» и «Танцующую в темноте», «12 обезьян» и «Леона», наконец, «Армагеддон» и «Титаник» (еще «Реальную любовь» чуть было не забыл)… Воистину несть числа всевозможным слезоточивым фильмам!
Увы, вашему покорному слуге не приходилось расчувствоваться на большинстве перечисленных и им подобных фильмах. Посему я никак не мог бы назвать этот обзор «Картины, на коих я расплакался», ибо таких просто не было. Я вообще никогда не замечал за собой какой-либо сентиментальности. Более того – я пребываю в уверенности, что последние свои полноценные слезы мне довелось проронить в младенчестве.
Однако с выражением «слезы наворачиваются» я все-таки знаком не понаслышке. Не очень часто, но все-таки что-то смутно-душащее подступало к моему горлу и во время просмотра фильмов. В общем, и я могу отыскать в своих закромах кинофаворитов моей робко прячущейся в тайниках души чувствительности.
«Завтрак у Тиффани» (Breakfast at Tiffany’s). Режиссер: Блейк Эдвардс. США, 1961.
Сюжет. Живет себе в Нью-Йорке девица-красавица Холли Голайтли (Одри Хепберн), порхающая по жизни, словно бабочка. Все изменится, когда в доме блистательной мечтательницы поселится замечательный сосед Пол Варжак (Джордж Пеппард), в душе – писатель, на деле – альфонс.
Повод для сантиментов. В первоисточнике – одноименной повести знаменитого Трумэна Капоте – все было не совсем так, как показал Блейк Эдвардс. Зато фильм «Завтрак у Тиффани» обогатил мировое искусство таким неприкрытым морализаторством, над которым и распоследний циник станет не смеяться, а проливать пресловутые невольные слезы: «Люди влюбляются, люди хотят принадлежать друг другу – потому что это единственный шанс стать счастливыми». Заключительный эпизод ленты превзошел в этом плане вообще все на свете: на мой взгляд, в мировом кинематографе не было и никогда уже не будет более щемящей сцены, чем та, где Одри ищет под дождем своего брошенного кота. Мораль этого фильма столь же проста, сколь и правдива: с любимыми не расставайтесь, будь они меньшими братьями, несуразными бойфрендами или вздорными принцессами.
«Три тополя на Плющихе». Режиссер: Татьяна Лиознова. СССР, 1967.
Сюжет. Из дальней деревни в Москву приезжает за покупками простоватая женщина Нюра (Татьяна Доронина), семейная, но несчастливая: обещавший быть нежным муж (Вячеслав Шалевич) на деле оказался черствейшим сухарем. Зато первый же мужчина, которого Нюра встречает в столице – обыкновенный таксист Саша (Олег Ефремов), – в одно мгновенье влюбляется в свою провинциальную пассажирку и не без робости назначает ей свидание в кино. Нюра обещает прийти, поскольку ожидать чего-то неприличного от человека с настолько интеллигентным лицом, как у Саши, не приходится.
Повод для сантиментов. Вопреки общеизвестной песне, этот фильм – не столько про нежность, сколько про жалость. Жалко морально забитую бессердечным мужем Нюру, жалко шоссейного скитальца Сашу, но главное – каждому зрителю «Трех тополей» ближе к концу фильма обязательно становится элементарно жалко себя. Ибо в прошлом почти каждой Нюры остался такой вот Саша, а практически всякий Саша нет-нет да и вздохнет о некой безвозвратно утраченной Нюре (которая ему, впрочем, никогда и не принадлежала). Лиознова уловила то, что объединяет всех – щемящие воспоминанья о былом, – да воплотила это в настолько изящной, но вместе с тем простой и общедоступной метафорической форме, что по сей день невозможно себе представить зрителя, который мог бы остаться равнодушным к данной картине.
Мораль сей басни (скорее, впрочем, сущность сей мелодрамы) такова: ключи от счастья рано или поздно теряют все. Но идеальным итогом для внутреннего переживания этой утраты должна быть нежность и только нежность. Негоже перегонять подобные мгновения в озлобленность, тоску, муку, сухость, зависть или презрение.
Именно поэтому кажущаяся, на первый взгляд, не вполне уместной песня «Нежность», коронно исполняемая сначала валяющей деревенскую дурочку Дорониной, а потом и голосистой профессионалкой Майей Кристалинской, как нельзя лучше подходит именно этому фильму. Лиознову, как известно, зацепила строчка «И куда-то все спешат такси…», но даже без нее песня про Экзюпери, звезды и опустевшую землю как влитая вписалась бы в гениальную дождливо-музыкальную сцену, разворачивающуюся на двух передних сиденьях такси.
Однажды на Диком Западе (C’era una volta il West). Режиссер: Серджо Леоне. США, Италия, 1968.
Сюжет. Бродяжничающий любитель поиграть на губной гармонике (Чарльз Бронсон) в течение многих лет зачем-то ищет бандита Фрэнка (Генри Фонда). В итоге находит и проливает-таки зачарованному зрителю свет на свое загадочное прошлое.
Повод для сантиментов. Таких поводов здесь как минимум два. Первый общеизвестен: финальная дуэль Гармоники с Фрэнком, в которую изумительно вкраплен флэшбек о предыдущей встрече дуэлянтов, происшедшей в их юности.
Но лично меня насквозь прошибает другой эпизод этой поразительной картины. Речь об одной из начальных сцен «Однажды на Диком Западе», в которой невидимые поначалу разбойники издалека расстреливают счастливое семейство разбогатевшего ирландца. В живых остается лишь маленький рыжий мальчик, по направлению к которому из-за кустов величаво вышагивают страшные люди в пыльных серых плащах. Звучит, пожалуй, лучшая и невероятнейшая из тысячи незабываемых мелодий великого итальянского кинокомпозитора Эннио Морриконе. Мальчик не шелохнется даже тогда, когда неслыханный подонок в филигранном исполнении Генри Фонды (кстати, всю остальную жизнь игравшего лишь добряков да славных малых) наставит на него пистолет. На этой столь же прекрасной, сколь и ужасной сцене хочется завыть волком – не от жалости к убитым детям даже, а от какой-то чрезмерной для человеческого восприятия красоты, которой переполнены эта сцена, этот сюжет, эта музыка.
«Золотой теленок». Режиссер: Михаил Швейцер. СССР, 1968.
Сюжет. Остап Бендер (Сергей Юрский) знакомится с неизвестным сыном лейтенанта Шмидта, а точнее – бывшим беспризорником Шурой Балагановым (Леонид Куравлев), который наводит великого комбинатора на обладателя подпольных миллионов Корейко (Евгений Евстигнеев). Помимо Балаганова, в проекте по выцыганиванию у Корейки мильона Остапом будут задействованы бывший слепой Паниковский (Зиновий Гердт) и авантажный автомобилист Козлевич (Николай Боярский).
Повод для сантиментов. «Золотой теленок» Швейцера – картина, недаром слывущая одной из самых важных для всякого современного отечественного ретромана. Эти три черно-белых часа не надоедают никогда – и при всяком пересмотре пролетают в мгновение ока, оставляя зрителя в отчасти игривом, отчасти грустном, но неизменно просветленном расположении духа. Тем не менее поводов для слез здесь немало, ибо «Золотой теленок» – настоящая трагедия, которая комедией лишь притворяется (что удается ей преимущественно в первой из двух серий).
Впрочем, трагедийная сущность «Теленка» очевидна далеко не всем. Если «Завтрак у Тиффани», «Три тополя на Плющихе» и даже «Однажды на Диком Западе», вероятно, фигурируют во многих персональных списках слезливых фильмов, то распознанную мной ультратрогательность «Золотого теленка» я готов считать своим небольшим достижением. Возможно, за жизнь я уже посмотрел этот фильм больше ста раз. Но как минимум один момент неизбежно выбивает у меня здесь почву из-под ног и заставляет внутренне разрыдаться. Это сцена, когда Остап, Шура Балаганов и Адам Козлевич хоронят Паниковского, после чего Бендер произносит чересчур строгую погребальную речь. После этой демонстрации сверхчеловеческой жесткости Балаганов и Козлевич отказываются идти с ним дальше – и тогда Бендер (внимание, здесь я начинаю «рыдать»!) молча разворачивается и уходит, но тут же возвращается, отдает друзьям последние деньги, целует в щеку Адама, грубо треплет за шею Шуру и быстрым шагом уходит прочь, уже не оглядываясь. Звучит какая-то избыточно душевная гитарная мелодия композитора Фиртича, который, конечно, не Морриконе, но тоже не лыком шит. Всякий раз после этого эпизода я не могу как следует прийти в себя еще в течение пары часов.
«Артист» (The Artist). Режиссер: Мишель Хазанавичус. Франция, 2011.
Сюжет. Суперпопулярный киноактер эпохи немого кино по имени Джордж Валентин (Жан Дюжарден) ненароком выдвигает в голливудские дамки случайно оконфузившую его поклонницу (Беренис Бежо). В синематографе наступает эра звука – и означенная девушка с подкупающе простым именем Пеппи Миллер и лучезарной улыбкой быстро становится первейшей любимицей публики. Сам же Валентин остается не при делах.
Повод для сантиментов. Эту ослепительно прекрасную во всех отношениях французскую картину я рискнул бы назвать лучшей мелодрамой из когда-либо виденных. Поводов растрогаться тут опять-таки выше крыши, но финал перекрывает по этой части чуть ли не весь мировой кинематограф последних сорока лет.
Дело вновь не обошлось без восхитительной музыки – влияние того, чем озвучивается какое угодно кино, вообще невозможно переоценить, особенно когда дело касается эмоциональной реакции зрителя. Для финала «Артиста» режиссер Хазанавичус позаимствовал мелодию, написанную грандиозным американским композитором Бернардом Херрманном для знаменитого хичкоковского «Головокружения» (1958). Но даже у Хичкока эта музыка не прозвучала столь же действенно, как в «Артисте». Пеппи осознает, что Джордж сейчас в шаге от самоубийства, бежит спасать его, а он уже вставляет ствол пистолета в рот, как вдруг… Ну, тут или вы разрыдаетесь из-за того, что всё былое в вашем отжившем – или еще нет – сердце оживет, или я, как говорится, умываю руки…
Под занавес не постесняюсь переспросить: а на каких фильмах – и в какие именно моменты – плачете или готовы заплакать вы, дорогие друзья?
Комментарии2