Show must go on, или Баран в мясной лавке

Гарвардский бакалавр искусств и магистр Американской академии киноискусства, независимый режиссер и сценарист Даррен Аронофски, чьи фильмы “Реквием по мечте” и “Черный лебедь” не были погребены в пыли различных фестивалей, а получили признание миллионов людей по всему миру и собрали неплохую кассу, – в 2008 году представил на суд публики картину, вытащившую из забытья асоциального и когда-то звездного Рурка, чье лицо теперь меньше всего походило на лицо человека с обложки. Успех не заставил себя долго ждать: на 65-ом Венецианском кинофестивале “Рестлер” забрал почетного “Золотого льва”, позднее был отмечен двумя статуэтками “Золотой глобус”, многочисленными наградами помельче и двумя номинациями на премию “Оскар”. В чем его секрет? Попробуем разобраться.

Рэнди «Баран» Робинсон – реликт ушедшей эпохи 80-х, с волосами до плеч, алкоголем, химией и рок-н-роллом в крови. Когда-то он был кумиром миллионов желторотых юнцов, колесившим по штатам и собиравшим большие беснующиеся и заходящиеся в экстазе залы. Нет, он не рок-звезда. Рэнди – рестлер, огромный накачанный мужик в безрукавке из овечьей шерсти, играющий на ринге заранее прописанную роль хорошего парня, неизменно учтивого, простодушного и никогда не нарушающего правила поединков.


На волне популярности этого театрализованного действия Рэнди купался в лучах обрушившейся на него славы и не глядя транжирил шедшие в руки деньги, начисто позабыв про тех, кого когда-то любил. Попросту вычеркнул из освещенной вспышками фотокамер жизни любящую жену и маленькую дочь. Он и не подозревал, что «праздник жизни» окажется столь недолговечен.

Беспечные годы летят особенно скоро, и если ты был серьезно травмирован не один раз, изнурял себя физическими тренировками, регулярно колол анаболические стероиды и не гнушался случайными связями в туалетах пивных баров, где неизменно пропускал по кружке-другой пива, – стоит ли ожидать, что и через 20 лет ты будешь столь же прыгучим, молодым и здоровым?


Прошла былая слава, и Рэнди «нулевых» работает грузчиком и продавцом в местном супермаркете, чтобы хоть как-то сводить концы с концами и оплачивать аренду задрипанного трейлера на грязной окраине, где имеет честь проживать. Когда оплачивать не получается, Рэнди спит в видавшем виды «додже», единственной собственности, которая у него осталась, на приборном щитке которой стоит коллекционная игрушка в виде его уменьшенной копии.


Крупные турниры, транслируемые по телевидению на всю страну, для него остались далеко в прошлом, поэтому Баран довольствуется участием во время от времени проводимых копеечных шоу. Зрителям надоело смотреть на бесхитростный балаган с участием перекачанных клоунов, и, как ожидаемо, они начинают требовать больше крови и зрелищ. И рестлеры им это зрелище дают.

Во время поединков в ход идут бритвенные лезвия, степлеры, которыми они услужливо прокалывают друг другу соски и руки, колючая проволока и стекло, осколки которого долго и нудно приходится удалять из спины после в раздевалке. После одной из таких хардкорных «дуэлей» Робинсон оказывается лежащим в луже собственной блевотины. Позже, в больнице, он узнает от доктора, что у него произошел сердечный приступ. На дальнейших тренировках, приемах химии и выступлениях можно смело ставить жирный крест.


«Вася, ты не вывезешь!», – говорит доктор. «Забей, бл…дь!», – непримиримо отвечает ему Рэм, и с какой-то поистине сталлоновской упертостью начинает утренние пробежки, между делом хватаясь то за грудь, то за произрастающие деревья. Но все же, со звонком грядущей смерти, он понимает, что что-то в его жизни пошло не так, где-то он пропустил поворот и свернул не в ту сторону. Он понимает, что ему не обратить время вспять, но попытаться вернуть расположение дочери, уже взрослой состоявшейся личности, – несомненно, стоит. И он пытается, в меру своих жалких сил пытается наладить нормальное общение, понимая, что как слон в посудной лавке в два счета может все похерить. Также он предпринимает действия для того, чтобы перевести дружеское общение со знакомой стриптизершей Кэсседи, хоть и возрастной, но обладающей шикарным телом, в романтическое русло. Ему позарез необходимо, чтобы о нем кто-нибудь заботился.

Рэнди – жалкий человек, обладающий интеллектом соседского мальчишки-двоечника, всю свою жизнь убил на служение Ее Величеству Иллюзии, спустил эту жизнь в унитаз и даже не подтерся. Когда-то он был убежден в том, что этот мир должен вертеться вокруг него, спустя годы – горько плакал горючими слезами от разверзшейся пустоты и давящего одиночества. Он хотел иметь все, не давая ничего взамен, теплые отношения в противовес многолетнему игнору и саму собой разумеющуюся любовь красивой женщины к его некогда легендарной персоне.


Однако все, чем он был занят в жизни, – это старательно потел в спортзале и отрабатывал зрелищные приемы, почти не имеющие практической ценности в реальной жизни. Глупо было бы думать, что человек предпенсионного возраста, в лучшем случае окончивший семь школьных классов, способен враз стать другим и начать любить кого-то еще, кроме себя. Глупо было бы думать, что человек вот так просто может отказаться от дела всей своей жизни только из-за того, что здоровье уже не позволяет попадать в захваты или весело прыгать с канатов под рев трибун на распростертого ниц противника. Вполне резонно, что Рэм, опойного вида мужик со слуховым аппаратом и в засаленной куртке, разочаровавшись в обычной жизни, делает один очень важный для себя звонок и договаривается с промоутерами о проведении большого матча с еще одним чемпионом прошлых лет. «Больно мне не здесь, а в вашем мире, потому что там на меня наср…ть», – скажет он Кэсседи перед тем, как произнести пламенную речь перед затаившим дыхание залом.


При просмотре, впрочем, становится ясно, что, по большому счету, все равно не только «внешнему миру», но и той горстке живущих «в теме», для которых Рэм – не более чем очередной забавный пережиток минувшей эпохи, на который смотрят хоть и с умилением, однако еще и с изрядной долей жалости и искренним недоумением относительно того, что явление это продолжает жить с ними на одной земле.

Тема одиночества и того, что к нему ведет – вообще главная тема в фильме, который почему-то язык не поворачивается назвать спортивной драмой. Это не драма отдельно взятого человека и тупоголового спортсмена, это драма всех «потерянных», отрешенных в своих взглядах и невидимых для взглядов окружающих. Самая ценная в этом отношении сцена, да и вообще самая сильная, на мой взгляд, во всем фильме – та, где потрепанные жизнью рестлеры проводят автограф-сессию, продают товары с фирменной символикой и фотографируются на память за деньги. Столько невысказанной боли кроется в глазах персонажа, отменно отыгранного Микки Рурком, столько затаенной печали и осознания своей никчемности и пустоты читается в его взоре, обращенном на таких же юродивых, как он.


А речь Рэма в конце фильма – это и еще и речь самого актера Рурка. И даже не потому, что ее написал именно он, а потому, что он верил в то, что писал и говорил. Его небывалая в свое время актерская популярность оборвалась на пике, и вся жизнь полетела под откос с приходом наркотической и алкогольной зависимости. Долгое время он вел маргинальный образ жизни и ютился по паршивым углам, считая гроши. И да, когда-то он был профессиональным боксером, которому врачи запретили впредь выходить на ринг по состоянию здоровья. Он и не надеялся на громкий «камбэк» в мир кино, однако режиссер Аронофски, изначально видевший в роли престарелого спортсмена именно Рурка, уговорил продюсеров, выдвигавших, смешно представить, кандидатуру Кейджа, дать неблагонадежной персоне второй шанс. И, надо сказать, эти ребята не прогадали. Рурк здесь та ритмичная фраза, от которой поют всю дальнейшую песнь.


Итог: Искренний, редкий, снятый за копейки. Фильм, который при просмотре не затягивает в унылую трясину мнимой интеллектуальности, не кричит о своей избранности «кино не для всех», а цепляет одной уже своей прямотой замысла и бесхитростностью подачи. Однозначно рекомендую к просмотру всем любителям жизненного кино.

Рэнди Робинсон: Да, таких песен уже не пишут.
Кэсседи: Восьмидесятые, мать их! Все лучшее на свете.
Р: “Ганз-эн-Роузес” круче всех.
К: “Крю”! “Деф Леппард”.
Р: А потом сопляк Кобейн все испортил.
К: Как будто нельзя просто веселиться!
Р: Я тебе так скажу: ненавижу девяностые.
К: Девяностые сосут!

Оценка: 8 из 10